segezha.onego.ru

Вот такое мнение привёз домой после встречи и разговоров с мужиками из Бахты и Верхнеимбатского. Счастливых людей видел двоих ,1) Анатолия Никифорова (горбоносый , в бане тугуна коптит) , увидели лодку в заливе , подошли поговорить , изба вверху , с воды не видно . Он после медведя прибирался ....смотрю выходит мужик ...ооо, говорю , знакомое лицо ...он так тихонько улыбнулся ...Поговорил , спросил по избам . где стоят . Всё доходчиво объяснил , без проблем говорит , останавливайтесь в любой избе , только не пакостите , дрова ...херня , листвяка хватит . Неее говорит .. тайменя нету....весь "на дальнем кордоне" (потом узнали , что именно он ОТЛИЧНО знает все тайменные стоянки в 200 км от устья ), просто такие они ...сибирские мужики ...по банному построены , по амбарному крыты . Блесну ему подарил , МАЛ 5 . При упоминании Тарковского ....насторожился , я не стал дальше распрашивать . 2) видел Анатолия Блюме , в самой Бахте на берегу (мы вещи сворачивали ) , подъехал вечером на буханке тугуна неводить , я про себя удивился , почему не на участке 20 сент , посмотрел на него ...показалось болеет человек (дай бог ему здоровья ) , так же как в кино прикалываеться , завалялся ловчий воблер , протягиваю ему ...посмотрел ..."ничё ,говорит трамблёр ". Дальше некогда было , на самоходку до Бора грузились . Деревенские на Тарковского злые ...когда сняли фильм (черновой) и показали в клубе , местные , чьи лица в кадрах с икрой , с осетрами на крючках и т.д. сразу сказали Цессарскому удалить это (людям , то там жить) . Ничего не вырезали москвичи , себе этой правдой баллы заработали , и даже номинации... обули на кинофестивале евреев Познера и ваню урганта с их одноэтажной америкой , а Бахту потом два сезона окучивали разные инспекции ....ааа , вы счастливые люди !!!, ну мы вам сейчас устроим счастье. Прокурор в Красноярске посмотрел фильм , нихера себе , это кто там у нас черную икру белым днём продаёт ...да вы охерели , у кого в районе такой бардак. Вообщем злые они (Счастливые люди) на этот фильм, сейчас вообще ходят слухи о заповеднике в районе Бахты , где охотиться и чем жить никто не говорит. Сейчас даже к теплоходам запретили (продать рыбу) подъезжать , охраняет ОМОН , пару раз очередью полоснули , теперь не ездят с хвостами вокруг теплохода ....только никто не говорит , чем и на что жить и где денег брать . Бахтинцам от двух фирм , которые таскают на Хивусах туры на Бахту ничего не перепадает , просто насилуют потихоньку их реку . Они конечно тоже не ангелы ,по принципу П\О не рыбачат. Все мнения по этому вопросу взяты из диалога с мужиками с Бахты и Верхнеимбатского , своё не придумывал. Подобное проскакивало на обсуждении фильма на Сноумлбайле , но быстренько замяли всеобщими АХами ...какой фильм ...АХ....и т.д.

ПРОСТИ НАС, ДЯДЯ ИЛЬЯ
В эту осень понесло утрату село Бахта Туруханского района Красноярского края - умер Илья Афанасьевич Плотников. Бахта - село небольшое, дядя Илья - человек скромный, но показалось, опустел не только Енисей, но и вся Россия, почему - и объяснять не надо.
Родился 31 июля 1924 года в Бахте. Мать оставила семью, когда маленькому Илье было 3 года, сестрёнке 3 месяца - полюбила другого человека, который сошёлся с ней, тоже оставив семью (выходит, и в те времена бывало такое). Отец вскоре женился. Когда Илье было 9 лет, отца убило в тайге лесиной, и Илья остался с мачехой, сестрёнкой и сводными братьями-сёстрами.
В ту пору детишек вовсю привлекали для работы в колхозе. Придут: "Дай нам свою Машу или Дарью для подмоги!" - "Пусть идёт". И маленький Илья, учась в школе, подрабатывал то на рыбалке, то на сельхозработах. В 12 лет, когда отучился три класса, из школы пришлось уйти, не до учёбы стало - слишком много работы, приходилось выживать, кормить малышей. Так и трудился на деревенском хозяйстве да на рыбалке-охоте до войны, до 1943 года.
Когда вернулся с войны - не нашёл самого необходимого для таёжной жизни: ни ружья, ни капканов, ни прочих ценностей. Всё это у мачехи "злые люди" (имён не называл) в его отсутствие вытянули не мытьём, так катаньем, угрозами: "Не дадим карточек". Всё пришлось снова наживать.
После войны работал в колхозе. Были тогда направления: мясо-молочное животноводство, овощеводство (в основном капуста и картошка), рыбалка и охота. В колхозе работали не покладая рук, сметану, молоко, творог сдавали на пароходы по договорам, скотину под осень тоже отправляли - всё вниз, на север, в Туруханск, Норильск.
Илья Афанасьевич трудился то завхозом, то учётчиком, даже раз председателем. Был честнейшим и дотошно-ответственным к цифрам и записям. Им буквально "затыкали дыры": с весны ставили на невод руководить сплошь женской бригадой, усиленной ребятишками (точно так же, как и им когда-то усиливали такие же бригады). Наступит горячая пора под осень: снимать-принимать капусту - бросят на сельское хозяйство. И так всё время: то одно, то другое, дома почти и не бывал. А в колхозе строго было: как-то сняли кассу, и не хватило двух копеек, собрали правление, влупили выговор, а это было серьёзно.
Кто-то из мужиков, сдавая рыбу, предложил дяде Илье в обоюдных интересах подмухлевать, мол, семья огромная, не прожить, если не приворовывать помаленьку. Дядя Илья отказался, на что ему сказали разочарованно: "Эээх, Афанасич, жить ты не умеешь".
С осени до марта отправляли в тайгу белковать (соболя тогда не было, ещё не реакклиматизировали). Охотились звеньями по четыре человека, продукты и палатку с печкой тащили собаки. Ночью в морозы палатку окапывали снегом. Гайновали, то есть искали белок по гайнам (гнёздам, кто не знает), это требовало большого искусства, выгоняли верховой ход белки по ссыпавшейся с веток кухте. Опромышляли одно место, снимали палатку и шли в другое, дневной переход назывался "палаткой". Весной возвращались - и снова работа, а ещё и по дому надо было успевать - к этому времени Илья Афанасьевич уже обзавёлся семьёй. И снова: перевозка скота на тот берег (МТФ - фермы - стояли прямо на покосах, скот находился там до осени), рыбалка, покосы, огороды. И так до бесконечности.
Дед был очень трудолюбивым и подчёркнуто самостоятельным, со всем справлялся до старости сам, уже похоронив жену, продолжал жить в отдельном аккуратном домике с автономным хозяйством. Рыбачил удочками налима - всю зиму, невзирая на морозы, без дела сидеть не умел и знал, что единственное спасение в его возрасте - шевелиться.
Помощь принимал крайне неохотно, зато сам помогал даже незнакомым, заезжим. Рассказывают, что дружил с репрессированными, поддерживал их. Некоторые, в частности, грек Фомаиди (за точность фамилии не ручаюсь), давно уехавший, говорят, долго с ним переписывался.
К деньгам относился более чем спокойно - "куда мне их". В Красноярск Илья Афанасьевич ездил второй раз в жизни в 2009 году лечиться. Пробыл 21 день в госпитале, там ему что-то подправили, зубы, ногу, и с удивлением сказали, что никаких болезней-то особых нет, всё, что есть - только возрастное, положенное, что крепкий дедушка.
Приведу отрывок из очерка-наработки для документального фильма про Бахту, где описан дядя Илья лет за шесть до смерти.
Главное в дяде Илье - он артист. Самый настоящий - и на историю, и на слово, и на жест, отрывистый и чёткий. На наклон головы. Головой отвечает то так, то сяк, на каждое заявление, новость - своё положение, то выжидательное, то настороженное, то внимательное, то удивлённое, а то издевательское. Глаз то прищурит, то скосит. Голову то вскинет, то накренит зорко, раз, раз, й-эх! Всё отточено, как врублено, равнение то налево, то направо, то наискось, и всегда насквозь. И руки - вскинул, туда указал, сюда. Туда пальцем ткнул, здесь ладонью, как топором, обрубил. Подметает метлой двор, а его спросили, куда лучше сеть поставить, и он метлой тут же показывает: вот ту та-ка быстерь, тамо-ка шугой забьёт, и так обыгрывает эту метлу, как ни в каком театре не выучат.
Восемьдесят лет. Бродни, штаны в полосочку, рыжие деревянные ножны в берестяной оправе, кожаный ремешок, рукоятка ножа изолентой обмотана, фуфайка, чёрная ушанка. С виду небольшой такой вёрткий дедок, ухватистый на движение, так налима из пролубки крюком подцепит, так привычно на лёд бросит и тут же коротко и туго тукнет его по башке обушком крюка, а потом подтащит на крюке же к рюкзачку. Домой пойдёт, вверх, на угор, и на спине рюкзачок с налимами, а сзади на верёвке пешня ползёт, как бревно за трактором. И вроде лихо управлялся у пролубки, а идёт-то к дому медленно, пешня по снегу волочится и в шаг подёргивается совсем устало. И что-то такое необыкновенно выразительное, серьёзное и грустное в этой подёргивающейся пешне, будто она о деде больше знает, чем он показать хочет.
У дяди Ильи была поразительная память и поэтический дар рассказчика. Едва он начинал говорить, личная жизнь его наполнялась отзвуком огромной, енисейской жизни, и стоило коснуться любой её стороны, было поистине бесконечным кружевце его рассказа. Из простых подробностей такие картины и образы вставали, будто был рассказчиком не маленький старичок со слезящимся глазом и распухшими суставами, а сам Батюшка-Анисей, взрытый седым севером. Жалко, слушали мы его мало - не помещался он со своей длинной жизнью в наше забитое бытом существование. Рассказы свои он прерывал с той же лёгкостью, что и начинал.
Как-то, настроясь на торжественный лад, принёс ему уже почти доделанный фильм, где он играл одну из главных ролей. Он вежливо оживился, мельком глянул на первые эпизоды, где шла заготовка материала для лыж, и тут же, повернувшись ко мне, завёл: "Помню, были у меня лыжи, голицы, ещё Егор Никифорович делал"... И на экран больше не взглянул.
***
Вот и ушёл ещё один человек из великого поколения. И сейчас, в тяжёлые для России годы, когда бездушной властью попраны все привычные человечьи ценности, всё нажитое труднейшими десятилетиями и долгими столетиями, каторжным трудом и кровью таких вот дядей Илюш, в который раз понимаешь - как прав он был во всём! И даже не осуждающими словами о новом времени, а просто своей трудовой, бескорыстной и смиренной жизнью, которую нам ещё только предстоит осознать.
Михаил ТАРКОВСКИЙ.