Священник пребывающий в пятилетнем запрете Дмитрий Свердлов,
нескольколько длиннотно и витиевато
о награждении Геннадия Зюганова
патриарсем Кириллом орденом "Чести и достоинства":"Не считаю необходимым, но, вероятно, желательным, точнее, желаемым, - дать комментарии в связи со своей декларацией о том, что «патриарх Кирилл антихрист».
«Антихрист» я понимаю ни в коем случае не в мистическом, скорее в образном смысле. Антихрист в известной мере каждый из нас, каждый грешник, каждый, кто совершает грех. И у меня, в мое жизни есть вещи, которые ставят меня вне Христа – без иллюзий. Бог судья и мне, и патриарху Кириллу, и всем нам. Какие-то из моих грехов лежат тяжелым грузом на моей совести и отпечатались на моей жизни на все годы наперед – что делать… Но с «церковными деятелями» (как же о. Александр Шмаман ненавидел этот термин) все иначе. Личные грехи, они распространяются, отпечатываются на всей Церкви. Это тяжелый крест. Но спрос с них неизбежен – слишком много судеб поставлено на кон.
Смысл моей декларации в том, чтобы обозначить черту, за которой я не могу воспринимать ПК как церковного деятеля, как деятеля Церкви Христовой. Эта граница у каждого своя, поэтому упреки «а где вы были раньше», «а почему именно сейчас», мне кажутся неуместными. Для меня этой чертой стало награждение лидера российских коммунистов Зюганова церковным орденом «Слава и честь» (так, кажется?).
Расскажу свою историю, чтобы было понятнее.
Первый раз я попал в больницу с язвой в 24. С 19ти я (сейчас мне 42) уже был в Церкви, крестился не то, чтобы очень осознанно, но мой крестный и первый духовник о. Василий Швец (google) довольно резво взял меня в оборот, и я, насколько это вообще возможно для молодого человека студенческого возраста из нецерковной семьи. Планшетов тогда не было, книг с собой в скорую я не взял, поэтому в больнице делать особенно было нечего (медсестра Аня моего внимания, наверное, незаслуженно, не привлекла), и как только я смог ходить на первом этаже в мусоре, оставленном импровизированной мобильной церковной лавкой, я нашел брошюру под названием, вроде «Господь забирает лучших». Это был короткий рассказ про киевского митрополита Владимира, запросто выведенного неизвестными вооруженными людьми за пределы лавры и под стенами древней лавры запросто же избитого и расстрелянного в самом начале 18го года. История эта про несчастного беспомощного старика и самого старого по хиротонии архиерея русской церкви тронула меня до глубины души. Помимо прочего я был поражен тем, что я ничего не знал об этой стороне истории России, хотя испытывал иллюзии относительно того, что неплохо разбирался в предмете.
…Тогда я не знал, что история «запросто» убийства несчастного старика совершенно нормальна для внутрицерковных взаимоотношений. Где братство забытая добродетель, человек человеку волк, предательство норма, а ни один мирянин всерьез никогда не впишется за священника или епископа. Где все мы, от распоследнего дьякона до первого из первых обречены на одиночество, все мы овцы на заклание, а «община» и «общность» понятия не более, чем теоретические…
С того момента начался период всепоглощающего чтения. Я скупал все издания по истории церкви 20го века от дешевых перепечаток эмигрантских изданий до специализированных монографий, которые стали появляться в конце 90х (библиотека осталась на приходе в Павловском). Увлечение историй церкви 20го века продолжилось в Тихоновском тогда еще институте, которому бесконечно благодарен за вправленные мозги. Удовлетворять интерес к теме помогло личное знакомство с несколькими членами синодальной комиссии по канонизации святых, которая занималась подготовкой материалов к канонизации пострадавших в советское время.
Некоторые мистические события, как мне кажется, произошли в связи с моим рукоположением. Года за полтора до него я узнал историю схиигумении Фамари (Марджановой – Марджанишивили). Ее житие, достойное прочтения, и которое я не буду здесь пересказывать, как-то особенно меня «зацепило». Рукоположили меня на крестополклонную в алтаре Серафимо-Знаменского скита, постороенного матерью Фамарью. Вероятность такого совпадения близка к нулю, и я воспринял его как некий одобряющий знак свыше. Когда мне много позже дали участок в деревне с благословением построить храм, я хотел, чтобы он был посвящен митрополиту Серафиму (Чичагову) – и даже хотел в будущем храме устроить музей – но этого не случилось, потому что деревня, в которой предстояло строить храм называлась, как я уже сказал, Павловское, и у церковного начальства не хватило фантазии посвятить храм кроме, как апостолам Петру и Павлу, а у меня не хватило воли настаивать на своем видении.
…Потом уже я стал понимать, что история гонений на церковь со стороны коммунистов в 20м веке не такая прямолинейная, как кажется в начале. Что церковь, точнее клир, во многом сами спровоцировали гонения, задолго до того сформировав отношение к себе со стороны народа специфическим отношением к народу. Это те вещи, которые и сейчас можно воочию наблюдать: превозношение, поповское чванство, дистанция от простого человека, ретроградство (не путать с консерватизмом и традиционализмом), превращение веры в механизм социального регулирования и обслуживание правящих элит и так далее. Но как бы то ни было: страдания и гибель миллионов верующих в советское время – одно из двух возможных практических выражений христианства: или негромкая жизнь по Евангелию в обычной окружающей социальной среде – или смерть за и во имя Христа…
Вряд ли мотивы моей декларации поймет человек, который не в курсе сколько – точнее, сколько ИМЕННО - христианской крови было пролито коммунистами в советское время, какая мера человеческой боли и страдания была заплачена церковью за век неудачного социального эксперимента.
Для кого Зюганов лишь только комичный персонаж из госДуры, для кого он лишь политическая проститутка на гособеспечении (возможно, не все знают, что партии, допущенные в Думу, находятся на многомиллионном бюджетном содержании), для кого-то просто «гриб» - нелепый, но и незлой дед. Но Зюганов – наследник, что и сам с удовольствуем подчеркивает, КПСС и ВКП(б), а значит кровь героев моей церковной молодости, внесенных в церковные святцы, перефразируя Евангелие – на нем и на его сподвижниках.
Я знаю, как – мягко сказано – непросто далась Церкви канонизация новомучеников и исповедников (это официальный церковный термин, для тех, кто не знает, которым называют пострадавших людей Церкви в советское время). Патриарх Алексей не верил до последнего, что Администрация Президента (тогда еще волошинская администрация) разрешит эту массовую канонизацию. Но это случилось. И это, простите, великое событие (больше тысячи канонизированных имен) стало знаковым для Церкви, подвело итоговую черту под периодом существования Церкви в советском государстве: топите нас, жгите, мучьте, расстреливайте – а мы, ничтожества в ваших глазах созидателей новой счастливой жизни – мы теперь Церковь Торжествующая. А вы – прах и тлен.
То, что сделал патриарх вручением ордена коммунисту Зюганову – это предательство миллионов, отдавших жизнь за Христа, плевок в расстрельные рвы Бутовского полигона. Это плевок в память священника (не помню имя, читал мемуары) без ногтей – ему их выдрали, все до единого, пассатижами на допросах. Это плевок в память матушки (жены священника, термин для непосвященных, которые меня читают) оставшейся одной с семью (семью! тут с тремя-то не знаешь, как справиться…) детьми. Отца угнали в ссылку, а ее «уплотнили», подселив комиссара – ветерана гражданской. У того был туберкулез в открытой стадии, он отхаркивал кровавую мокроту в еду, которую готовила мать, и приговаривал: «Сдохните, суки, поповское отродье». Мать выбрасывала еду, кипятила посуду, но дети ели тайком зараженную туберкулезом пищу, потому что другой еды не было – и голод. Комиссар не успокаивался и врывался к ним в отгороженный угол и плевал на одежду, постель, игрушки – «сдохните, суки, поповское отродье».
Тут или орден Зюганову – или Бутовский полигон. Но некому объяснить это патриарху.
Она, кажется, в итоге сошла с ума, эта попадья. Детей отдали в разные детдома. В специальные, для детей врагов народа. Их судьбы можете сами представить, если хватает фантазии или читали Приставкина или Домбровского.
Инфернальность коллизии заключается и в том, что патриарх предал память своих собственных деда и отца. Священник Василий Гундяев, как говорил сам патриарх «в общей сложности просидел 30 лет», а протоиерей Михаил Васильевич Гундяев три года отмотал на Колыме…
…Как объяснить вам, что я никого ни в чем не обвиняю? Просто провожу черту – личную, для себя? И делюсь с вами своей рефлексией – вдруг кому пригодится?
***
Любопытна реакция на мой предыдущий пост. Не принимают несколько типов читателей.
Просто дураки (с этими ничего не поделаешь). Люди наивные и неискушенные в реальной церковной жизни. Те, кто успел пострадать от различных церковных чинуш в такой мере, что какой-то орден какому-то Зюганову мелочи по сравнению с запредельной личной болью – этим сочувствую и понимаю.
Каким-то загадочным для меня образом люди, воспринявшие сказанное на свой счет (там одну даму к доктору, точно). И мерзкое племя разнообразных писарей при штабах разного уровня: эти циники, встроившиеся в систему, подъедающие крохи, падающие с синодальных и епархиальных столов, или откровенно живущие на околоцерковные гранты.
Было еще несколько человек с позицией, но я их не понял…
***
Братие. Нет новостей. Голый король – действительно голый. Посмотрите, пройдет совсем немного времени, и о том, о чем говорю я, заговорят все – сначала полушепотом, а потом и открыто.
Сначала заговорит Украина: УПЦ уйдет из под Москвы в совсем обозримом будущем. Потом заговорят попы, уволенные под запрет (заштат по сути отменен) – их будет все больше и больше. А потом и епископат, из которого Москва выдаивает все больше и больше денег, и предела этому не будет. Бабло победит зло, вот увидите.
Всем хорошего вечера ) Дискуссию прошу только по существу вопроса: я урод, предатель, бывший священник, делец, агент госдепа, кто там еще? – со всем заранее согласен."
https://www.facebook.com/dmitry.sverdlo ... 0735497656
Вход
Вернуться на сайт
Чат
Галерея
FAQ
Поиск
