Вообще экранизации классики я воспринимаю очень насторожённо, поскольку к классике отношусь трепетно. Ещё большие подозрения у меня вызывают всякого рода «альтернативные вИдения». Поэтому пошла на фильм (торкнуло совершенно внезапно сходить, на ночной сеанс) с внутренней установкой во-первых, не воспринимать картину как экранизацию романа Толстого (а как кино с самостоятельным сценарием), во-вторых, всё равно не расстраиваться.
Но фильм меня не разочаровал.
Сначала шокировали «театральные» эффекты – декорации в фильме показаны как бы «с изнанки», так, что видно, что это декорации – край сцены, строительные леса, поддерживающие конструкции. Это между сценами. В самих сценах камера приближается и декорации превращаются в нормальный фон. Через десять минут к этому привыкаешь – во время сцен внимание полностью переключается на происходящее, а в интермедиях между сценами этот эффект оказался очень уместен. Он подчёркивал театральность, карнавальность, буффонаду в подходе к съёмкам фильма о России. Россия там лубочная, яркая, азиатская, такая… матрёшечная. Вроде как у Михалкова в «Цирюльнике». Только Михалков всё это всерьёз снимал, а здесь режиссёры делали это с юмором. И при этом умудрились выразить характер той царской России (которая для нас нынешних такая же чужая и экзотическая, как и для американцев), если можно так выразиться, «в двух словах».
И на фоне этой ярмарочной пестроты – по-настоящему берущая за душу трагическая история страсти. Кирка, конечно, не Каренина. Куда ей. Во-первых, типаж совсем не тот. Лебедем балетным она органично смотрелась, а здесь… У Толстого Каренина – дама в теле, с непокорными чёрными завитками волос (от природы вьющихся, а не явно завитых утюжком, как у Киры), с бесятами в масличном глазу. Такой тогда был идеал красоты: кровь с молоком. Вроде итальянок на картинах знаменитых художников:
Не случайно Толстой отправил Каренину с Вронским в Италию, и подробно описал портрет Анны, нарисованный итальянским художником, по общему признанию героев, отлично передающий то особенное выражение, которое было ей свойственно. Явно Толстой хотел подчеркнуть типовую принадлежность героини. В Карениной много языческого, античного, средиземноморского. А Кирка – вобла сушёная. Впрочем, режиссёр явно ей сказал про бесят в глазах, т.к. Найтли в фильме вовсю косит глазами, прищуривает их этак безумно и вообще вытворяет с мимикой нечто такое, что имеет вид «лихой и придурковатый». Во-вторых, играет Найтли просто темпераментную, истеричную и чрезмерно экзальтированную женщину. Не более того. Эмму Бовари, но отнюдь не Каренину. Но на это никто и не рассчитывал.
А Вронский хорош! Вронский – он такой Вронский! Со всей своей юной привлекательностью, незрелостью, безответственностью, беспомощностью. Так что сразу становится наглядно ясно, и за что она его полюбила, и почему после этого ей оставалось только под поезд.
Конечно, фильм не без «заноз». Скажем, в финальной сцене, перед тем, как броситься под поезд, Анна представляет себе Вронского, занимающегося любовью с дочерью княжны, к которой она его ревнует. Ну не мог америкосовский режиссёр понять, к чему ещё можно ревновать мужчину. А Каренина не могла воображать, что благородный русский офицер втихомолку сношается с незамужней девушкой из высшего света.
Отдельного упоминания заслуживают платья. Найтли хороша в них до умопомрачения. И танцуют очень красиво. Аж волоски на теле дыбом встают. Вообще, фильм очень красивый. Именно в плане работы операторов, осветителей, художников (по костюмам, гриму, декорациям), хореографов. Это именно кино-картина.
В общем, удовольствие получила необыкновенное. В фильме есть и сарказм, и лёгкая ирония, и серьёзные страсти, и философские размышления, и просто красивые картинки.